АНАТОЛИЮ ТЕПЛЯКОВУ,
иркутскому композитору
Ты - Орфей, Тепляков Анатолий,
В этой жизни спустившийся в ад.
Бард любви и трагической боли,
Нежный лирик и вещий набат.
Это надо какою же силой
И талантом каким обладать,
Чтоб, не видя, но чуя Россию,
Ей и свет и любовь преподать.
Я скажу без утайки и лести,
Что среди перевертышей дня
Ты не продал ни духа, ни чести,
На пустое не тратил огня.
И хотя нищета и разруха
Русский быт обкорнали вконец,
Ты желанен для нашего слуха,
Ты доступен для наших сердец.
Ты - блистательный
русский художник,
До тебя снизошли небеса:
Твой, колеблемый веком треножник,
Обретает живые глаза.
1997
БОРИСУ АРХИПКИНУ,
автору книги "Тон"
1
Весь
"Тон" -
Песнь,
Стон.
Миг
Дан.
Крик
Ран.
2
Стих нов.
Стих наг.
Ты - в нём.
Ты - над.
Звезд клок.
Жизнь - риск.
Маг слов -
Борис.
3
Ясный звук.
Годы - боль.
Света круг.
Жизни соль.
Рифмы звон.
Мысли глубь.
Сердцем "Тон"
Приголубь.
4
Я помню твой
Уютный дом.
Ты в нем живой,
Ты - прошлый - в нем.
Как звездный ком
Усадьбы свет.
Твоим отцом
Твой дом согрет.
5
Забрел я в марте
К тебе с поллитрой.
Сидела мама
С шитьем нехитрым.
Я помню кухню,
Обои, рамы...
Звезда потухла,
Не стало мамы.
6
Запел любви звонок
И пел в твоей крови...
Сломался позвонок
Надежды и любви.
Беды стальной клинок
Над творчеством завис...
Но ты не одинок,
Не скатывайся вниз.
7
И вот явилась книга
По твоему хотенью -
Сиреневого лика,
Душевного цветенья.
Пришла, как ветер с моря,
Как улица Растрелли.
А где же, милый Боря,
Наш сборник "Акварели"?
8
Под крышею сиреневой
Ты пребываешь сутками.
Ты жив стихотвореньями
И странными рисунками.
Художник не загубленный,
Поешь, живешь, мытаришься.
Ты временем пригубленный,
Но все-таки не старишься.
9
По тону, по слову, по жесту
Ты - светлый Поэт воскресенья.
Всевышний в чертоге небесном
Твои осенил сочиненья.
Порой подвергаешь сомненью
Свой путь. Над загадками бьешься.
Ты - светлый Поэт воскресенья
И ты таковым остаешься.
10
Черта земная во мгле витает,
Стезя шальная что нам пророчит?
Что за чертою нас ожидает?
Бессмертье или забвенье строчек ?
Ты взял на веру Святое Слово
И чтоб рапсоды не обветшали,
Ты на загорбке тропой суровой
Несешь по свету свои скрижали.
1996
ПТАШКА
Тонкий лед зазвенел на озере,
А в лесу да посреди берез
Пташка крылышки приморозила,
Ой, да пташечку застудил мороз.
За покосами, за овинами
Пташку сизую обожгла беда...
Как из летечка пташку вынули -
Из родимого гнезда.
Ой, ты, вольная пташка-странница,
В теплый край тебе не улететь.
Среди холода ты останешься,
Ты разучишься и лететь, и петь.
Ой, ты, пташечка горемычная,
Крылья-крылышки тебе не поднять.
Ты с воронами да синичками
Будешь зиму коротать.
Бьется веточка индевелая,
Настигает пташечку мороз.
Пташка вольная, пташка смелая
Погибает да посреди берез.
Заметает метелью белою
Пташку-пташечку во пустом саду.
Тельце хладное да зальделое
Под березою найду.
1997
РУССКАЯ ДОЛЯ
Поле широкое, снегом покрытое.
Во поле слышится песня забытая.
Слышится во поле песня унылая:
- Доля ты русская, доля немилая!
Доля ты горькая, сердце ранимое.
Песня ты русская, песня родимая.
Мчится кибитка по снегу сыпучему,
Сердце внимает пространству зыбучему.
Катится жизнь или кружит Вселенная
Между любовью и между изменою
Катится сердце звездой догорающей,
И колокольчик звенит умирающий.
Поле широкое, снегом покрытое.
Здесь ли могила, навеки забытая?
Здесь ли звезда отгорела падучая?
Доля ты русская, доля горючая.
Длится дорога бессмертная Млечная,
Будто бы песнь ямщика бесконечная.
Длится печаль, чужаку непонятная,
Словно Россия моя необъятная...
1997
НАД РЕКОЮ ЧУСОВОЮ
Над рекою Чусовою, над глубокою водой,
Словно ангел, кружит голубь,
кружит голубь молодой.
Над рекою Чусовою плачет голубь молодой...
- Поделись со мною, голубь,
поделись своей бедой!
И ответил белый голубь: - Прежде молодцем я был.
Полюбил я царь-девицу,
да на горе полюбил.
Обещала царь-девица стать мне верною женой,
Но ее лихие братья
посмеялись надо мной...
И увел я царь-девицу из светелки при луне,
Над рекою Чусовою
мы помчались на коне.
Только братья, братья злые нас поймали поутру,
Царь-девицу утопили -
раскрасавицу-сестру.
Тяжкий камень привязали царь-девице над рекой,
И мое пронзили сердце
оперенною стрелой.
Но, ударившись о землю, я рассеялся, как дым.
Над рекою Чусовою
стал я голубем седым.
Над рекою Чусовою я летаю в тишине,
Вижу нежное сердечко
в недоступной глубине.
1997
КАК ВО ПОЛЕ ДА ВО ПОЛЮШКЕ
Светит солнышко, светит красное,
Как любовь моя не напрасная.
Помню руки я, руки белые,
Помню речи я, речи смелые.
Как во полюшке да на волюшке
Мы не чуяли горькой долюшки.
Мы сердечками прикасалися,
Мы словечками не бросалися.
Мы словечками не бросалися,
Поцелуями мы связалися.
Дружка дружечку не обидели
И беды своей не увидели.
А беда пришла неминучая,
Обняла печаль, горечь жгучая.
Налетела хворь черным коршуном,
Унесла дружка полем скошенным.
Я стою одна подле горюшка,
А в глазах моих поле-полюшко,
Где смеялась я среди клевера,
Стороною шли тучи с Севера.
Где невестилась на закате я,
А теперь слеза с неба катится.
А теперь беда развлекается
Да со смертушкой окликается...
На краю любви, на краю земли,
Где по полю с ним мы в обнимку шли,
Там во поле крест одинок стоит,
А под тем крестом мой дружок лежит.
1997
НЕРАЗДЕЛЕННАЯ ЛЮБОВЬ
Печаль неутоленная,
Любовь неразделенная.
Заря моя высокая - небесное кольцо.
Печалится, спаленная,
Душа моя влюбленная.
И чудится, и видится мне белое лицо.
Что делаю - не ведаю,
Не знаю, с кем беседую,
Тобою очарованный, измученный тобой.
Ни на кого не сетую.
Все за тобою следую
То снежною дорогою, то смертною тропой.
Душа печалью метится.
Лицо во мраке светится -
К другому обращенное, счастливое лицо -
Со мной не поприветится...
И нам уже не встретиться.
Меня обнимет снежное небесное кольцо.
Душа моя горячая,
Любовь моя незрячая
Исходит с неба темного до милого крыльца.
Себя уже не прячу я,
Дождем ли, снегом плачу я,
Касаюсь ненаглядного любимого лица.
1997
ПРАВИТЕЛЬСТВУ
Наше странное правительство
Выполняет, как наказ:
Погубить по месту жительства
Нынче - каждого из нас.
Изнемогшее учительство
И студентов, и врачей -
Погубить по месту жительства,
И не надо палачей.
Бесноватое правительство
Не становится добрей:
Всех убить по месту жительства,
И не надо лагерей.
Будто бы доктрину Даллеса
Выполняет с неких пор...
Убивает и не сжалится
Над убитыми в упор.
Вон упал и кровью вытерся
Русский парень на войне.
Убивать по месту жительства
Нынче принято в стране.
Вон поэт лежит, подкошенный!
Вон, в убогости жилья,
Умирает бомж, заброшенный
На задворки бытия.
Знай, безумное правительство,
С президентом во главе:
Всех возьмем по месту жительства -
За границей и в Москве!
1997
УРАГАН
Тишина. Вдруг старый тополь
Зазвенел, как истукан.
А потом завыл, затопал
И захлопал ураган.
Я подобного не слышал,
Чтоб так мощно, как в орган,
Бил по клавишам домишек
Бесноватый ураган.
Чтобы шли ордою волны
И скакали между скал,
Чтобы так веревки молний
Обвязали весь Байкал.
Чтоб рябина верещала,
Словно птица за окном.
Чтоб земля по швам трещала
И ходила ходуном.
Ураган затих внезапно,
Сделал выдох или вдох...
Я сырой почуял запах -
Это пах на крыше мох.
1997
СЛЮДЯНСКОЕ ВЯЗАНЬЕ
М. М. Черняевой
Словно чудное сказанье,
Словно крылышки птенца,
Под рукой пестрит вязанье
Без начала и конца.
Из кудрявой легкой нитки
Появляются на свет
Непрочитанные свитки
Позабытых древних лет.
Эти дивные узоры
То ли красок, то ли слов,
Как баяна переборы,
Переливы голосов.
В тишине мелькают спицы,
А когда отговорят,
Рукавицы, как жар-птицы,
Оперением горят.
И откуда в них, узнай-ка,
Столько ясного тепла?
Это, знать, душа хозяйки
В рукавицы те вошла.
Нет предела удивленью!
Пряжа тонкая вилась...
Вдруг по-щучьему веленью -
Рукавичка родилась!
1997
* * *
Вот осень выкрасила дом
И крышу - мягкой охрой,
Весь двор засыпала листом,
Позолотила окна.
Смотрю то днем, то под луной
На дворик свой заветный:
Не дачный двор передо мной,
А царский двор - монетный!
Я восхитительно богат,
Я в космосе летаю,
Я, как Саади и Фуркат,
Всем миром обладаю.
За мной соперники следят,
Но состязаться трусят...
И мимо женщины летят,
Как будто в небе гуси.
Слежу за стаями с утра
И тихо окликаю,
Быть может, посреди двора
Опустится какая?
Пройдя по листьям и цветам,
Мы с ней любовь отыщем.
Я все монеты ей отдам -
И снова стану нищим.
1997
* * *
Я не женский - твой угодник,
В сети я - тебя ловлю.
Твой атласный треугольник
Непростительно люблю.
Духом - золотопогонник,
Телом - ненасытный скиф,
Твой роскошный треугольник
Я терзаю, словно гриф.
Всех милее и дороже
Эластичный твой причал,
Я нигде на свете кожи
Эластичней не встречал.
Жажда мучает, колотит
И морочит, и болит.
Восхитительный колодец
Мою жажду утолит.
Ты во сне смежила веки,
Нас несет любви паром.
Твои ноги, словно реки,
Блещут звездным серебром.
Нас разлука не догонит,
Не заметит, а пока,
Словно парус -
треугольник
Нас проносит сквозь века.
1997
ЧАРА ЖИЗНИ
Как чару крепкого вина
Я выпью эту жизнь до дна
С ее печалью и любовью.
Она мне Господом дана,
И мне с надеждой вручена
Моими предками и кровью.
ПРИПЕВ: Ах, эта жизнь! Шальная жизнь!
Она - трагедия и шутка.
И я шепчу себе: - Держись!
На Божье Слово положись.
Ведь ты, моя шальная жизнь,
В бездонном космосе - малютка!
Моя земля, я - твой солдат.
Тебя, мой друг и мой собрат,
Я одарить хотел любовью.
Но я почти не виноват,
Что век двадцатый бил в набат
И умывался русской кровью.
ПРИПЕВ: тот же.
Цвела весна в моей груди,
Гроза гремела впереди,
Моя земля меня качала.
Мне жизнь кричала: - Подожди!
Но я летел через дожди
К ее последнему причалу.
ПРИПЕВ: тот же.
Пустая улица темна.
Не плачь, любимая, одна.
Не плачь, как будто бы на тризне.
Давай с тобой, давай до дна
Мы выпьем горького вина,
Как будто чару нашей жизни.
ПРИПЕВ: тот же.
НА СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ
Всё наяву или в бреду?
Земля сухая, воздух плотен.
Я по Святой Земле иду,
Я созерцаю Гроб Господень.
Я вижу камни, вижу твердь.
Я поднимаюсь на Голгофу,
Где наш Спаситель принял смерть,
Предвидя мира катастрофу.
Багровый облачный навес,
Тяжелый, с отблесками злата,
Как будто падает с небес
Одеждой Понтия Пилата.
Я слышу звон ночных цикад.
Вон голубь - Дух Святой - летает.
И Гефсиманский чудный сад
В лучах Господних расцветает.
Я по Святой Земле иду,
Переживаю потрясенье
И стражду Господа. Я жду
Его земного Воскресенья!
1996 г.Святая Земля
ИУДЕЙСКАЯ ПУСТЫНЯ
Иудейская пустыня -
Край небес и край земли.
Буду помнить я отныне
Скалы белые вдали.
Стрелы солнечные туго,
С лёту бьющие в висок.
Раскаленные, как уголь,
Камни, плиты и песок.
Иудейская пустыня -
Обиталище Христа,
Где сухой ковыль, пустырник
И мерцание креста...
Иудейская пустыня
Зачала Великий Пост.
И теперь она отныне -
К искупленью строгий мост.
Под библейским небом синим
В блеске солнечных лучей
След Господний не остынет,
Только станет горячей.
Иудейская пустыня,
Ты осталась навсегда
Христианскою святыней
И обителью Христа.
1996 г.Святая Земля
ПОЦЕЛУЙ ИУДЫ
Иуда бежал от чужого порога,
Как дьявол скользил
от куста до куста.
Хрипела тропа, шелестела дорога:
"Он предал Учителя. Предал Христа!"
Шумела, звенела вода Иордана:
"Как жаль - Иоанна Крестителя нет.
Иуда вернулся из вражьего стана,
Иуда продался за тридцать монет".
Он стражников вел.
Он привел фарисеев,
Собой оскверняя святые места.
Предательство черное в мире посеяв,
Он шел лобызаться в объятья Христа.
Качалась земля от подземного гуда
И плакало море десятками струй.
Как только к Христу прикоснулся Иуда,
Зловонною серой запах поцелуй.
"Он предал, он предал Господнего сына,
Предательством сжег свое сердце дотла" -
В лесу у дороги шептала осина,
Которая к ночи Иуду ждала.
1996 г.Иерусалим.
ГОЛГОФА
Вдоль улиц Иерусалима,
Как вдоль "Писания" иду.
Путь на Голгофу -
путь не длинный,
Но он у мира на виду.
О, вечный город тьмы и света,
Ты со Христом неразделим.
Источник "Нового Завета" -
Священный Иерусалим.
Храм Воскресенья - Божья слава,
Тысячелетий окоем.
Здесь на кресте хрипел Варавва,
Палимый солью и огнем.
Под яркой солнечной дугою
Другой разбойник умирал...
Христос Великий был спокоен:
Он в сердце грех людской вобрал.
Он отходил в иные дали,
Где ждал его отец Господь...
В ночи Христа с распятья сняли,
Омыли царственную плоть.
И завернули в плащаницу,
И отнесли в широкий грот,
Как в затемненную светлицу
И камнем завалили вход.
На третий день
сквозь листьев ропот,
Сквозь чей-то сладостный напев
Шли мироносицы ко Гробу
И вдруг застыли, онемев.
И обратили взоры к Богу,
Отверзли кроткие уста...
Стояла у пещеры сбоку
Вход закрывавшая плита.
Сияла свежестью долина,
Летали Ангелы с утра...
В саду Мария Магдалина
Нашла Апостола Петра.
В пещеру Петр вбежал и ахнул:
Пещера темная пуста.
Цветами и озоном пахла
Гробница Господа Христа.
Казалось, сон желанный снился
В ночи Апостолу Петру,
Когда пред ним Господь явился,
Каким являлся на миру.
Открыты трепетные вежды,
Улыбка зрима и чиста.
Сияют белые одежды
На теле Господа Христа.
Господь, в одежды облаченный,
Сошел к Апостолу с небес…
И Петр тихо, облегченно
Проговорил: - Христос Воскрес!
1996 г. Иерусалим.
ИЕРУСАЛИМ
Белый Ангел, летящий по небу
полетом незримым,
Ты меня призываешь к молитве,
к Священному Слову.
Я стою на Голгофе над вечным
Иерусалимом,
Обращая свой взор ко Христу
и к Господнему Крову.
Белый Ангел, твое оперение
в небе лучится,
Так лучится в народе моем
Христианская Вера,
Что однажды Христос
к полоненной Руси обратится
И поднимет народ,
и низринет в бою Люцифера.
Теплый вечер царит
над седой Иудейской пустыней,
Я иду ко Христу
со смиренной душой пилигрима.
Но пустыня пуста и сверкает
космический иней
На Священных Крестах
и на стенах Иерусалима.
1996 г.Иерусалим.
НА КИПРЕ
Сегодня ясная погода,
У лета взятая взаймы.
Почти на самом срезе года
На Кипр улетаем мы.
За шереметьевскую просинь
Упал незримый горизонт.
В России - благостная осень,
На Кипре - бархатный сезон.
За легкой облачною ланью,
По небу скачущей, живой,
Ревущим тигром мчится лайнер
Над белокаменной Москвой.
Как хорошо на небе гибком
Почти к экватору скользить,
Снижаться медленно над Кипром
И взгляд свой в море погрузить.
Смотреть, как на рассвете брезжит
Античный остров, словно чёлн,
И проявляется, и режет
На самоцветы - гребни волн.
Увидеть каменные бури
Остановившихся времен
Среди нефрита и лазури,
Среди пилонов и колонн.
И вдруг у камня-монолита
Увидеть, как из пустоты,
Из пены выйдет Афродита -
Богиня Вечной Красоты.
1996 г.Кипр.
РУССКАЯ ПЕСНЯ
У русской песни есть святое право
О самом сокровенном не молчать.
У русской песни - вековая слава,
Какую невозможно развенчать.
Живых стихов и музыки слиянье,
Как будто солнцем обновляет кровь.
Родная песня, ты - мое дыханье,
Моя не проходящая любовь.
Восходит песня над тропою узкой
Сквозь наши неприветливые дни.
Я с русской песней
самый новый русский,
Поскольку я богаче, чем они.
Какая радость в нашей русской песне!
Какая боль на дне души лежит!
Вон жаворонок в тяжком поднебесье
Слезинкою российскою дрожит.
Народ в судьбе окошечко продышит
И, посреди осеннего жнивья,
Как бусы - песни -
на себя нанижет
Отчизна Возрожденная моя!
1996
* * *
Я видел спящую жену
В ночном
колеблющемся свете.
И я подумал на рассвете,
Что я люблю ее одну.
Дымилось время у висков
И я шепнул в ночи незримо:
- Да будет
Господом хранима
Она на стыке двух веков.
1996
АЛЕКСАНДРУ КАЗИНЦЕВУ,
автору книги "Россия над бездной"
Саша Казинцев, ты - критик известный,
Ты - аналитик, мудрец, публицист.
Страшная книга "Россия над бездной"
Не отпускает... Я с нею завис
Над полоненной, угрюмой Отчизной,
Ныне охваченной черным огнем.
Что ж мы над бездной,
как будто над тризной,
Так и забудемся, так и заснем!?
Клятвы за Родину мы не нарушим!
Мы поклялись животом и судьбой,
Что закаленным словесным оружьем
Будем вести наступательный бой,
Чтоб уберечь от предательских танков
Душу России и Память ее,
Чтобы очистить от бесов, мутантов
Русь - родовое гнездовье свое.
Чтобы мы Русскую нашу идею
В сердце хранили, как имя Христа.
Чтоб "адвентисты", "хлысты", иудеи
Не оскверняли Святого Креста.
Чтобы село засияло, запело,
Чтоб в горизонт упиралось жнивье...
Будем нацеливать душу и тело,
Будем оценивать Дело свое.
Мы не отравимся бездною ржавой,
Мутным фантомом исчезнет она.
Будет Россия Великой Державой!
БУДЕТ РОССИЯ ВО ВСЕ ВРЕМЕНА!
1996
ЛЮБОВЬ
Что - любовь? Окаянное чувство,
Или нежной души благодать?
Это боль или это - искусство:
Ожидать, прикасаться, страдать?
Состоянье полета и плена,
Ощущение сладкого сна.
Что - любовь? Это вскрытая вена,
Или вскрытая солнцем весна?
Мы гнездо для любимых свивали...
Что - любовь? Это буря и шквал!
И отыщется кто-то едва ли,
Кто глубокой любви не познал:
Несусветной, порой - безответной,
Часто гибельной, горькой, хмельной,
Но по сути - всегда беззаветной,
Но по чувству, как рана, сквозной.
Да, любовь размывает границы,
Движет время, творит красоту.
Надо поясно ей поклониться
И молиться, как будто Христу.
Древо жизни растет величаво,
И в веках повторяются вновь
Три единства, три вечных начала -
Это истина, Бог и любовь.
1996
ВЛАДИМИРУ ШИПУНОВУ,
иркутскому художнику
В лесу, как будто перестрелка,
Осенних дятлов стукоток.
Болота ржавая тарелка
Рассветом брошена у ног.
А в ней - остатки
летних пиршеств,
Сухой камыш, синицы свист.
Мой друг сегодня осень пишет
На вынутый из сумки лист.
Смеется осень, хулиганит,
Меняет краски там и тут,
То небо, то рябину ранит
И каплет кровью на этюд.
А листья жухнут, пахнет прелью,
Лишь только зеленеет ель.
Я видел: осень - с акварелью
Свою смешала акварель.
Я видел: маялся художник,
Цвета холодные смывал,
И рисовал одно и то же:
Траву, болото, листьев вал.
Кора к этюду прилипала,
Ложились тени от рябин.
И я подумал: "Все пропало!
Ведь он картину погубил!"
Но был настойчивым художник,
Он не писал. Он созидал!
И стало зябко мне до дрожи,
Когда этюд я увидал.
С листа звучало, словно скерцо,
Болото в дрёме золотой,
Осокой раненая в сердце,
Мертвела кочка над водой.
Вода мерцала в космах тины,
Как будто в космосе зрачки.
Летел с картины крик утиный,
Как будто крик моей тоски.
Я удивился: "Что же это?"
А друг стоял. А друг молчал.
Над нами реквиемом лета
Этюд написанный звучал.
1973
ГОРНАЯ ЧУЯ
Виктору Грозину
- Горная Чуя! - с гор закричу я, -
Горная Чуя - чистый поток -
К морю бежишь ты, волю почуя,
Чуя, водицы дай мне глоток!
В дебрях кочуя, Горная Чуя,
Словно чалдонка дразнит меня.
Горная Чуя, сердце врачуя,
На перекатах плещет, звеня.
Горная Чуя - Чудо Природы!
В светлом порыве Север зачат.
Чайки речные чиркают воду,
"Чудная Чуя!" - чайки кричат.
- Горная Чуя, - тихо шепчу я, -
Горная Чуя, вечно свети.
Черную силу чувствует Чуя,
Черную силу, Чуя, смети!
От вымиранья - чур тебя, Чуя!
- Чур тебя, Чуя! - шепчем слова.
Горная Чуя! Гордая Чуя!
Чуя святая! Чуя - жива!
1992
* * *
Я выпью с тополем вина,
Он столько лет не пил спиртного.
Он часто, стоя у окна,
Смотрел, как пили у Смирнова.
Он листья отдал. Он уже
Во власти осени беспутной.
Входите, тополь! На душе
Сегодня как-то неуютно.
Сегодня я совсем один,
А в доме так пустует кресло.
Входите, тополь, посидим!
Я знаю, вы - такой известный.
Сейчас мы станем
пить "Портвейн"
За ваши доблестные корни,
За то, что мы - одних кровей,
За то, что мы давно знакомы.
За то, чтоб люди на дрова
Деревья больше не рубили.
Входите, тополь! Это вам
Вчера мальчишки нагрубили?
Не надо, тополь, слезы лить!
У нас еще - бутылка "Плиски"!
Входите, тополь! Будем пить
За ваши будущие листья!
1974
* * *
Я шагаю по выстрелам:
Что ни шаг, то набат.
Если выживу, выстою,
Значит - не виноват,
Что неточно, неискренне
Вы стреляли в меня...
Я шагаю по выстрелам,
Удивленье храня,
Что живу еще, двигаюсь,
Под прицелом иду,
С несравненной Ядвигою
Я купаюсь в пруду.
Не машите веригами:
Никого не продам,
Белопольку Ядвигу я
Никому не отдам.
Вы смотрели. Вы медлили.
Вы готовились впрок.
Завершайте комедию!
Нажимайте курок!
Ах, вы, суки патронные!
Ах, вы, пули мои!
Запоют похоронные
Надо мной соловьи!
1973