СТИХИ О СЫНЕ
Игорю
Сиятельное! Сыне!
Светильничек. Сынок.
Святее нет святыни.
Свирель моя. Свисток.
След молока на рыльце
И солнышко в душе,
А за спиною - крыльца
Наметились уже.
Когда по дому кружишь
И скачешь, словно гном,
Кастрюли, банки, кружки -
Всё ходит ходуном.
Снимаешь книги с полок
И на меня глядишь...
Ты - новосчастья сколок,
Серебряный малыш.
Ты засыпаешь тут же,
Как скатишься в кровать.
А мне печатать нужно -
На хлеб, на каравай.
Мне - сочинять, работать,
А завтра - красить пол.
Но нет светлей заботы,
Когда твой сын пошел.
1972
ЧЕРЕМУХА
Спицами черемуха сверкала,
Белые вязала кружева,
Обернулась девицей и стала
Странные нашептывать слова
Парню или тополю. Не знаю.
Я и сам, светло или темно,
Девицу ли, птицу вспоминаю,
Ставшую черемухой давно.
Посмотрю сквозь сумрак
из окошка,
Засмеюсь и запечалюсь я:
Кто-то в белом
ходит по дорожке...
Это дочка взрослая моя.
1979
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
* * *
Как кошка, острым коготком
Меня царапнула звезда.
Я с сеновала кувырком
Скатился в зрелость навсегда.
* * *
Твое окно, как мир, открыто,
И ты мне с улицы видна.
Не ты, а я, как Маргарита,
У твоего скольжу окна.
* * *
Ты меня навек очаровала.
Ты однажды, в зимней тишине,
Мою душу, как цветок, сорвала
И в своем поставила окне.
НА РЫБАЛКЕ
Глебу Пакулову
Заря, как лебедь, бьет крылом,
Тумана катятся слои.
Я вижу будущий улов
В алмазных блестках чешуи.
Темнеет улово мое,
Там ходит яростный таймень.
Над лесом зарево встает
И обещает жаркий день.
Я сел. Я скинул сапоги.
Я, как Христос, иду босой.
О, Бог рыбалки, помоги
Мне исхитриться, стать лисой,
Придумать способ, обмануть
Тайменя, бьющего хвостом,
Блесну под жабры подтянуть
И, не дыша, подсечь потом.
Ищу тайменя в глубине,
Тяну блесну издалека.
Иду в каком-то полусне
И упираюсь в рыбака.
Рыбак кричит: - Рыбалку брось!
Вот здесь твой истинный престол.
Коллега, жду тебя, авось,
Со мною мой разделишь стол.
Я на него, на стол взглянул
И бросил удочку тотчас.
Таймень в затоне хохотнул
И смехом озеро потряс.
А мы накинулись на стол,
Как осы дикие на мед.
И опрокинули "по сто",
И опрокинули "пятьсот".
Была погода хороша,
Благословенный длился день.
И "нарыбачилась" душа,
И не мешал уже таймень.
Так упивались дотемна
Вином, беседой - рыбаки.
И больше не было вина,
И потерялись сапоги.
Я напиваться не хотел,
Но так случилось.
Не спеша,
Пречистым ангелом летел
Я до седьмого этажа.
Своей не ведая вины,
Я спал и чувствовал во сне,
Как рыба голосом жены
Кричала что-то в ухо мне.
С улыбкой тихой на губах
Проснулся дома я с утра.
Жена язвила: - Был рыбак,
А рыбы не было вчера!
Жена сказала: - Видит Бог,
Что ты солгал. Не лги! Не лги!
Вчера пришел ты без сапог,
Иди туда, где сапоги!
1981
У МОГИЛЫ ВАМПИЛОВА
Мы разные. Мы все шальные.
Мы гордые, аж нету сил.
А здесь мы встали, как родные:
Вампилов нас объединил.
Мы изменяемся с годами,
Но каждый душу сохранил.
Мы все пришли к нему с цветами,
Он нас добром объединил.
Он был веселым, нежным, грустным,
Своих товарищей ценил.
Здесь все равны - бурят и русский -
Он лаской нас объединил.
Как сладко жить и как непросто!
Среди озлобленных личин
С рутиной, с пошлостью бороться
Вампилов многих научил.
В работе надрываем жилы,
И посреди земных украс
Мы улыбаемся. Мы живы.
Вампилов наши души спас.
1997
ДУМЫ ПОГОРЕЛЬЦА
В этой жизни я не был еще погорельцем.
Сторонился меня разудалый огонь.
Ну, а нынче вкатился, как будто по рельсам,
Точно в упряжи вдруг развязали супонь.
В чем провинность моя?
Кто спалил мою дачу?
Божью кару неужто сумел я навлечь?
Это мелкие бесы пришли наудачу
И устроили пламени яркую течь.
Воры, бесы, бомжи - все сегодня едины.
Это их времена, это их беспредел.
Голосили в дыму мои вещи, картины,
А Всевидящий Спас мимо окон летел.
Воровская братва мои верные книги
Разложила костром, запалила огонь...
На иконах во тьме запечалились Лики,
И Архангел воздел над ворами ладонь!
Он изрек: "В бытовании
всем отомстится,
Кто сжигал деревца или книги палил.
Сей огонь непременно к нему возвратится
И несчастье, которое он породил!"
1987
У ГИМОВЫХ НА ДАЧЕ
Елене и Льву Гимовым
Мы на природе - первородней,
Мы даже видим, как с небес
На нас струится свет Господний
И на распадок, и на лес.
Нагрелись дачные оконца...
Вдоль по завалинке с утра
Топочет лучиками солнце,
Как будто наша детвора.
В клубочек скатываю лето,
Смотрю - у Гимовых в окне
Горят осенние букеты,
По сути - родственные мне.
Цветов изменчивые лица
Душа внимательная зрит.
Мне кажется тысячелистник
Вот-вот со мной заговорит.
Очнется и задышит пижма,
Саранка выгнет чудный стан,
И стайку бабочек нанижет
На шпагу запаха бадан.
Черемуха забьет в ладоши
И с нею - хрупкая сирень...
Но тут появится художник
И обомлеет у дверей.
Потом из красок солнце выжмет
И легкой кистью на холсте
Изобразит бадан и пижму
В живой и вечной красоте.
1996
* * *
Угождаю себе, угождаю,
Чтобы только тоску упредить.
Утверждаю себя, утверждаю
И никак не могу утвердить.
Видно, рваная наша эпоха
Встала в мире наперекосяк.
Мелко плаваем, делаем плохо
И себя продаем за пятак.
Очищения не происходит,
Нет высоких душевных страстей.
Лихоимцы, прагматики в моде
И преступники разных мастей.
За горами не вижу спасенья,
Умираю среди дураков,
Не избавлюсь от зла, невезенья
И от вечных, настырных врагов.
Но в апреле увижу случайно
Под весенним лучом мураву,
Позабуду потери, печали
И поверю, что вправду живу!
И поверю Господнему Слову,
Это Слово услышит любой:
"Сам спасись от неверья и злобы -
И спасутся другие с тобой!"
1981
АКТРИСА
Татьяне Снарской
Тебе талант - почти обуза...
Тебе на сцене и в семье
Легло на плечи столько груза -
Не сдвинут Чехов и Мольер.
Тобой играется Вампилов,
Находок выверен пароль.
Меня за сердце зацепила
Тобою сыгранная роль.
Но небо сделалось с овчинку,
Бессонная настала ночь,
Ведь кроме сцены или читки,
С тобою рядом - сын и дочь.
Тебе в себе, как в пьесе, тесно,
Тем слаще материнский зов...
А для заучиванья текста
Свободных нет уже часов.
Опять в углу - пеленок груда,
И снова - быт и сон слепой.
И все-таки я верю в чудо,
В твой образ, явленный тобой.
1984
* * *
Красна-девица, ты на выданьи...
Перед выданьем - расцвела.
Земляки тебя вдруг увидели,
Так и ахнуло полсела.
Засудачили по-над избами,
Позабавился зубоскал:
Кто твой суженый?
Кто твой избранный?
И откудова прискакал?
Вроде, полем шла красна-девица,
Вроде, лесом шла, иль не шла...
С милым встретиться не надеялась,
Богородица помогла.
В душных снах она не заметила,
Кто ей видится по ночам?
И случайного парня встретила,
Или он ее повстречал...
И пошли они рука об руку
Среди полюшка, среди ржи.
Тут подруженьки пали в обморок:
Где искать таких? Покажи!
А влюбленные -
в дом к родителям,
Речь про свадебку завели.
Как вы ни были девки бдительны,
Парня схожего - не нашли!
Гляньте - как он вверх
кедром тянется!
Золотых кудрей не достать.
Ах, душе-красе парень глянется,
И она ему - вся подстать.
Красотою с ним, словно мерится,
И склоняется на плечо.
Ей и верится и не верится,
Что целует он горячо.
Поломали мы всю усадебку,
А как только шум поутих,
Все ладком-рядком да за свадебку -
И поздравили молодых!
1985
СИБИРСКАЯ ХРИСТИАНКА
И вижу: по реке широкой
Ко мне плывет в челне Христос.
Александр Блок
Ей снилось море голубое
И шелест пальм в чужой дали,
Шум белопенного прибоя
И паруса, и корабли.
Она смотрела из Сибири
Туда, где странствовал Христос,
Но средиземной райской шири
Увидеть ей не довелось.
Она - цветные сны, бывало,
Запоминала неспроста
И на бумаге рисовала
Морские дали и Христа.
Она увидеть Крым успела,
Где ей казалось: среди волн
Издалека, как парус белый,
К ней плыл Христа высокий челн.
В ней было столько страстной тяги
К живой библейской красоте!
Но рай остался - на бумаге
И Бог распятый на кресте.
1996
СЛОВО ОБ АНГАРЕ
Ангара, как утро, молодая,
Никогда не старится она!
Пеной кружевною завитая,
За волною катится волна.
И плывут сибирские деревни
Вдоль аквамариновой волны,
Памятью живительной и древней,
Тайной родословною полны.
Ангара такая молодая!
Ей бы только головы кружить.
Ангара такая налитая,
С нею каждый может согрешить.
Потому, наверное, пронзают
Мощными плотинами ее,
Будто бы на части разгрызают
Редкое сокровище свое.
Взял убийца чемоданчик, бритву...
Серою московскою порой,
Как захватчик, двинулся на битву,
На слепую "битву" с Ангарой.
Хохотал от дикого веселья:
"Покоряем стерву Ангару!"
Но явилось горькое похмелье,
То похмелье - на чужом пиру!
1982
КРАПИВА
Наши сказки русские не плохи!
Мне одну - крапива сберегла,
Говорила: "При царе Горохе
Я невестой первою слыла!"
Говорила о ночах угарных,
О любви - гремучей, как обвал,
И о том, как золотой кошкарник
Юную крапиву целовал.
О подруге, что врагом отныне
У крапивы принято считать:
О неверной, ветреной полыни,
Что смогла соперницею стать.
О напастях и о снах кошмарных,
Всю ее съедающих живьем,
И о том, как молодой кошкарник
Спрятался с полынью за жильем.
А крапива болью заострилась,
От негодованья замерла,
Жалами жестокими покрылась
И полынь собою обожгла.
С той поры кошкарника не встретишь
У жилых домов невдалеке.
Он теперь, никем не обогретый,
Как медведь, слоняется в тайге.
А полынь с крапивою удалой
В вечном состоянии войны -
По краям у пустошей и свалок
В смертной схватке переплетены.
1983
* * *
Открываются дверцы
В храме "Спас на крови".
Это ветреность сердца,
Или верность любви.
Поднимаются вихри
И туманится взор.
И никак не привыкну
Я вести разговор
Этот светский, никчемный,
О работе коллег,
Чтобы свой незаемный
Показать интеллект.
Мне сподручнее тихо
Помолчать у окна,
Где, как поздняя птица,
Ты щебечешь одна.
1985
* * *
У той горы, у той горы,
Где дом или скворешня,
Я приносил тебе дары
И целовал безгрешно.
В саду цвели твои следы,
Во мне - твои объятья,
Когда ко мне являлась ты,
Избавившись от платья.
У той горы, у той горы,
Где осень клокотала,
Справляли мы свои пиры,
Нам ночи не хватало.
К нам утро вламывалось в дом
Туманами тугими,
И ты ходила в доме том
Языческой Богиней.
Ты мне заваривала чай,
Руки моей касалась -
В застолье нашем - невзначай:
И небо сотрясалось.
Жгла поцелуем - не сожгла!
Горела - не сгорала!
Любовь - стоцветные крыла
Над нами простирала.
Тысячелетье с той поры
Прошло, гремя громами,
У той горы, у той горы,
Испепеленной нами.
1977
* * *
Гори, гори, моя звезда...
Василий Чуевский
Сгорает неподвижная осока,
Туманится осенняя вода.
Моя звезда, ты светишь одиноко,
Далекая, нетленная звезда.
Среди других напрасных или праздных
Ты в некий тайный мир удалена,
Где свет и тень
Предметны и контрастны,
Где мысль моя тобой обожжена.
Я - твой поэт, с тобою обрученный
Невидимой орбитою Земли,
Свершаю круг, навеки обреченный
Тебе молиться от тебя вдали.
Сквозь космос одиночества и бреда
Свершаю круг,
Качаюсь и хриплю.
Моя звезда, ты мною не согрета,
Как женщина, которую люблю.
Ты - символ неразрушенной надежды,
В стене времен блестящая слюда.
Когда умру, страдающий и нежный,
Ты надо мной гори, моя звезда!
1978
АЭРОПОРТ
Опять дожди, как цапли серые,
Бегут по взлетной полосе.
Аэропорт на Крайнем Севере,
Где мы на век застряли все.
Сидим, дождем июльским сварены,
Молчим, как рыбы за стеклом.
Аэропорт - живой аквариум,
Ты судьбы завязал узлом.
Седыми, грязными болонками
Бегут по небу облака...
Господь - небесными заслонками
Закрыл и небо, и века.
Но как бы я не бился рыбою,
Я верю: кончатся дожди.
Аэропорт мой, ты одыбаешь
И тихо скажешь мне: "Лети!"
И я пойду с душевным трепетом
На серебристый ждущий борт...
Когда-нибудь мы снова встретимся,
Прощай, мой друг. аэропорт!
1975
ЗИМНИЙ ЛУБОК
Пришла зима в Замоскворечье.
Зима на станции Зима.
Зима в Москве, на Черной речке
И в Константинове - зима.
Висят колючие туманы,
Скрипят санями январи.
На тройках - Марьи да Иваны,
А на березах - снегири.
В лесу на ветках алюминий
Косматым инеем нарос.
И раскаляя воздух синий,
Сжигает варежки мороз.
Деревню холодом коробит...
Январь, как птицу, не спугнешь.
И тонут валенки в сугробе,
Когда с тропиночки свернешь.
Мороз и впрямь сегодня дикий!
Иду с любимой в сельский клуб,
Срывая алые гвоздики
С ее заледеневших губ.
1982
* * *
Мне кажется:
с приходом осени
Всё в мире кажется добрей.
Как будто банки с абрикосами,
Желтеют гроздья фонарей.
Идет дождей переложение
На гамму чистую снегов,
И гармоничное движение
Снежинок, звезд и облаков.
Я - принц печальный,
заколдованный,
Я - Дон-Кихот и манекен.
Мои стихи не залитованы,
Не зафрахтованы никем.
Но я стихи читаю городу
И за собою, не дыша,
Зажав несрубленную голову,
Слежу с седьмого этажа.
1983
ДУЭЛЬ
Мне долго будет вспоминаться
Моя дуэль, как жизни мера.
Шаги. Семнадцать и семнадцать -
По обе стороны барьера.
По обе стороны барьера
Сошлись, взметая аксельбанты,
Одной любви два кавалера...
Развязки ждали секунданты.
Развязки ждали секунданты.
Мне всё казалось пантомимой.
Дуэли нет! Я жду свиданья
С моею женщиной любимой.
С моею женщиной любимой
Мы были ласковы и пьяны.
И я, любовью возносимый,
Не знал печали и обмана.
Не знал печали и обмана
Я с этой женщиной беспечной,
Но где-то полночью туманной
Она с другим горела свечкой.
Она с другим горела свечкой:
С героем? вором? арестантом?
Все это длилось бесконечно...
И вот явились секунданты.
И вот явились секунданты,
Сверкнула молнией монета.
И было сказано: "Раздайте
Любви и Смерти пистолеты!"
"Любви и Смерти пистолеты!" -
Слова ударили по нервам.
Сходились молча эполеты,
И не был я сегодня первым.
И не был я сегодня первым,
Хотя во мне сияла вера,
Что не умру на этом сером...
Моя дуэль - как жизни мера!
1970
КЕДРОВАЯ БОГИНЯ
Кроны пышные распарив,
В знойном воздухе, в лучах
Дремлют кедры-государи
С думой древнею в очах.
Над Байкалом им не тесно:
Здесь и ветер, и покой.
Я кедровую невесту
Вижу в шубе дорогой.
Вот она снимает шубу
Из коричневой коры
И в Байкал, наделав шуму,
Устремляется с горы.
И плывет в аквамарине,
В августовском хрустале
Многорукая Богиня
С янтарями на стволе.
Света, воздуха набравшись,
Режет воду, как ножом,
И уходит, искупавшись,
В мир таежный нагишом.
1986
* * *
Цветов пыланье невозможное,
Янтарных дней солнцеворот.
Сойдя с Господнего треножника,
Свершает солнце оборот.
Работы музыка азартная,
К обеду овощи и хлеб.
Небес сиянье лучезарное,
И солнце бьющее, как цеп.
Страда сухая сенокосная,
Пора усилий и забав.
И тишина, и ночка звездная,
И мы среди медовых трав.
Цикад незримых пенье стройное,
Недостижимый Млечный Путь,
И надо мной дыханье знойное,
И обжигающая грудь.
1996
ГРОЗА В ЛЕСУ
Все, как в детстве:
встрепенулись.
Заходили небеса,
Шелестя, к земле пригнулись
Гладкоствольные леса.
Гром - скучающий верзила -
Взял у егеря ружье.
В гору молния вонзила
Жало острое свое.
Я лечу, лечу по ветру
В потемневшую копну.
Гром, подобно Гулливеру,
Бьет дуплетом в тишину.
Вслед за мной,
в веселом страхе,
И уже быстрей меня
Мчится, скинувши рубахи,
По тропинке - ребятня.
И в копне, у основанья,
(Да простит хозяин нас!)
Каждый с диким ликованьем
Пробивает узкий лаз.
Мокнут травы, никнут ветки.
И на дождь из-под копны
Смотрят, как из-под наседки,
Петушками - пацаны.
1985
* * *
Живем надеждами и верой
И размышляем о душе:
Душа - всему на свете мера,
Мирить уставшая уже.
Душа, как нимб,
как свет над нами,
Как звездной ночи забытьё.
И мы в душе своей, как в раме,
Хотя не чувствуем ее.
В раздерганном, разъятом мире,
Приняв тотальный теледуш,
Слоняемся в пустой квартире...
А где же наша общность душ?
Уже не делаем попытки
Осмыслить горький свой удел.
А наверху
не тот ли прыткий,
Что в этой жизни преуспел?
Он без души. Он - просто робот.
И мы завидуем - ему!
Ужели не раздастся ропот:
С чего такое? Почему?
Неужто верим в изувера?
Неужто совесть так больна?
Душа - всему на свете мера,
Когда не вымерла она!
1980
* * *
Ах, эти волосы и плечи!
Потоки плена по плечам.
Тебя сегодня лунный вечер
Короной света увенчал.
Ах, я себя не понимаю,
И пониманья не хочу.
Случайных женщин обнимаю
И снова каюсь и молчу.
Не понимаю, что пристрастье
Совсем не то же, что любовь.
Ты переполнила пространство,
Делю которое с тобой.
Украдкой скрипнут половицы,
Наверно, это мой двойник,
Желая вновь тебе присниться,
Под вечер в комнату проник.
А я опять, вернувшись поздно,
Луну под голову стелю
И вдруг задумываюсь после,
Что я одну тебя люблю.
Так я меж небом и цветами
Ищу связующую нить,
Меж сном и явью... Я пытаюсь
Тебя для ночи сохранить.
В холодном доме свет потушен,
Наш сад разгневанный гудит.
Ослепший ветер ранит душу,
На ветке нетопырь сидит.
1976
СКАЗ О БЕЛОМ ОФИЦЕРЕ
И КРАСНОМ ТРУБАЧЕ
Приснилась мальчику война
И воздух раскаленный,
Белогвардейская весна
И осень Первой Конной.
Приснился мальчику ковыль
И красные туманы,
И оседающая пыль
На саблю атамана.
Труба приснилась и гобой,
И эскадрона песня,
Где вел коня на водопой
Трубач - его ровесник.
Был ветер сух и невесом,
Пылали медно лица.
Ах, милый мальчик! Это сон!
Война не повторится.
Ты сон забудешь сгоряча,
Но вряд ли позабудешь
Того мальчишку-трубача,
Пока на свете будешь.
В рассвет вела тебя тропа,
Ты в рощу брел с кошелкой,
А в сердце плакала труба
Подбитой перепелкой.
Мы - дети рухнувшей страны.
В твоем вопросе - мука:
"Где наши лучшие сыны,
Убившие друг друга?"
Ты успокойся. Минул бой.
Навек умолкли трубы,
Лишь пламя горечи слепой
Сжигает наши губы.
Иди знакомою тропой,
Смотри: в разломах века
Лежат, похожие судьбой
Два русских человека.
Белогвардейский офицер
Лежит в траве зеленой
И с ним,
попавший под прицел,
Трубач из Первой Конной.
1977
* * *
Верни себя к несовершенству,
К началу всех своих начал,
К истокам жизненным
прошествуй,
Которых ты не замечал.
Верни себя в неискушенность,
Вернись к сиянью Рождества,
Где существа незавершенность
И завершенность Божества.
Сотри с души свой прежний опыт,
Верни прозрачность бытия,
Где все понятно - смех и шепот,
Дорога, музыка, скамья.
Войди в деревню спозаранок,
Чтоб убедить себя в одном:
Ты цел душой,
ты не подранок,
Ты лишь мечтаешь об ином:
О высшей тяге, высшем благе,
Где благолепия поток.
А жизнь твоя, твои бумаги
Неужто минули исток?
Явилась истина простая
О самом верном, о земном,
Что снег на улицах растаял
И надо сбегать за вином.
1974
НАТАЛЬЯ ГОНЧАРОВА
Пронзают вечность журавли
Своими крыльями тугими.
Ко мне во сне явилось имя,
И это имя - Натали.
Я видел бледное лицо,
Я на крыльцо поднялся смело.
Мне имя тонкое звенело,
Как обручальное кольцо.
А ноги сами в дом несли,
Где свечи, платья кружевные...
Я заглянул в глаза живые
И оступился - Натали!
В ее глазах - забытый век,
А там: Россия, Пушкин, осень.
Там Бог в бессмертие уносит
Поэта, павшего на снег.
Сразить Поэта помогли
Не трон, а бесов рой несметный.
Он звал жену
в бреду предсмертном,
Шептал: - Наташа... Натали...
Я в этом имени ищу
Заветных символов и силы.
Как по Наташе - по России -
В осенней темени грущу.
И заклинаю, чтоб спасли
Мы Русь и Будущее наше,
Где будет полной жизни чаша,
И живы Пушкин с Натали!
1997
КОНСТАНТИН ДАНЗАС
Настоящее - потемки,
А не прошлое, Данзас!
Вновь корят тебя потомки,
Что Поэта ты не спас.
Лучше вечным арестантом
Быть иль заживо сгореть,
Чем остаться секундантом,
Секундантом умереть.
Отврати сию нелепость,
И тебя бы мир простил...
"Ты меня везешь не в крепость?" -
Горько Пушкин пошутил.
Пролетите, кони, мимо!
Там на речке ждет беда,
Что не будет поправима
И не минет никогда...
Но ?летят, рыдая, кони
К той дуэли роковой.
От себя ли, от погони
Мчит Поэт - еще живой.
Роль Данзаса, роль Дантеса
В этой драме знаем мы.
Там смертельная завеса
Снега, инея, зимы...
Грянет выстрел среди леса,
Обнадежит выстрел нас...
Но убьют здесь не Дантеса!
... Все по правилам, Данзас...
1980
ОРЕСТ КИПРЕНСКИЙ
Пушкин и Кипренский...
Кто же кем согрет?
Сердцем грел Кипренский
Пушкинский портрет.
Он его лелеял,
Он его алкал.
Будто бы лилею,
Полотно ласкал.
Он, играя цветом,
Гению внимал,
Говоря с Поэтом,
Речь перенимал.
Вот он - перед нами -
Пушкинский портрет:
С ясными глазами,
В коих Божий свет.
Лоб, как небо, чистый,
В грустной полумгле.
И восходят мысли
На святом челе.
Слышатся в портрете
Смертных санок скрип,
И на Черной речке
Выстрелы и крик.
Лиры звон Вселенский,
Шелестенье крыл...
Пушкина -
Кипренский
Миру подарил.
1995
ТРУДНЫЙ СОН
Тетрадь моя снова исписана кем-то:
Ремарком, Твардовским, а может быть Кентом.
Кровать моя снова измята не мною,
Не я просыпаюсь в постели с женою.
Не я ухожу за кефиром и квасом,
Наверно, художник по имени Квасов.
Не мною надеты пальто и ботинки,
Не мною утерян последний полтинник.
И зимние скверы истоптаны тоже,
Как будто не мною... Но что это? Боже!
Я собственным следом иду по проспекту...
А может быть я - оружейник Просперо?
И тень, что на привязи, - это пантера?
Да, видимо, я - оружейник Просперо!
Суок моя! Девочка! Ты ли со мною?
Спасаю тебя от палящего зноя,
Спасаю тебя от несчастий и крепов.
Суок! Я люблю тебя нежно и крепко!
Спасаю тебя от рабов и тиранов,
От снобов в искусстве, любви к ресторанам.
Спасаю твои опустевшие платья,
Как будто последние наши объятья.
Иду - неухоженный, грешный, немилый,
И лужа взрывается белою миной.
И лед осыпается, рушатся зданья,
Когда начинается снег Мирозданья.
Разлуки не мною придуманы, слышишь?
И хохот осеннего ветра на крышах.
Поверь, что не мною убиты морали...
Вчера в зоопарке пантеру украли.
1971
СТИХИ, НАПИСАННЫЕ
В МАРТЕ
Борису Архипкину
Уже расколот хрупкий лед,
Весна одежды заменила,
И солнце желтое, как мед,
Мои разбавило чернила.
Уже заброшены стихи
И понарошку, и по правде,
Уже себя не стыдно тратить
И не замаливать грехи.
Мой друг влюблен, опустошен,
Сражен, разучивает трели,
А в Риме ожил Ботичелли:
Свою весну услышал он.
Победно сброшены чехлы
И очарованы капели,
И в поле белые стволы,
Как будто белые свирели.
Рассвет - парное молоко,
Тоскуют краски по апрелю,
И вышел сборник "Акварели"
На днях у друга моего.
1974